Том 21. Письма 1888-1889 - Страница 36

К оглавлению

Приезжайте в Москву, если будут ставить Ваших «Театралов». У нас морозы.

Послал Мишу за вином, хочу Новый год встречать.

Будьте здоровы и счастливы.

Ваш А. Чехов.

Линтваревой Е. М., конец декабря 1888

567. Е. М. ЛИНТВАРЕВОЙ

Конец декабря 1888 г. Москва.

Уважаемый товарищ, моя фамилия поручила мне поздравить всех Ваших с праздником и с Новым годом, что я делаю очень охотно. Из кокетства пишу на бумаге, какой нет даже у Харитоненко.

В Петербурге я многократно виделся с Вашим братом. Судя по впечатлению, какое он производил на меня, живется ему не скучно; он работает.

Говорил я о нем с композитором Чайковским. Последний хочет познакомиться с ним и, вероятно, уже познакомился. Когда приедет в Москву Чайковский, я спрошу. Он хороший человек и не похож на полубога.

Будьте здоровы и богом хранимы. Получили ли Гаршинский сборник? Он идет отлично.

Ваш А. Чехов.

Но какова, чёрт возьми, бумага!

Денег нет!!

1889

Плещееву А. Н., 2 января 1889

568. А. Н. ПЛЕЩЕЕВУ

2 января 1889 г. Москва.

2 января.

Дергает эту обер-офицерскую вдову нечистая сила за язык! Намерение мое переехать на зиму в Питер серьезно; о шести тысячах же разговор был в шутливом тоне, иначе бы я держал его в секрете. Суворин шутя мне предложил, я шутя поддержал эту мысль, говорил об этом Анне Михайловне и, кажется, Абрамову, говорил и дома. Обер-офицерша, значит, подхватила, обрадовалась и затрезвонила по всему свету. Отделаю же я ее, когда увижу!

Мои взгляды на дело и отношения к людям не мешают мне поступить в газету. Но 500 рублей я считаю условиями невыгодными. Я соглашусь работать в газете или за 1000 в год, или же за 1000 в месяц — дешевле не могу. В первом случае я читал бы только чужие рукописи, во втором же вел бы ожесточенную борьбу за свою самостоятельность и за те взгляды, какие я имею на газетное дело. Я отдал бы всю свою душу тем, для кого и с кем мне пришлось бы работать, и думаю, что это имело бы не особенно дурные последствия. Продолжать старое я не мог бы, но влить немного молодого вина в старый мех я сумел бы. По крайней мере до сих пор всё то, что я в разные времена давал в газеты (в Москве и в Питере), и все мои более или менее близкие соприкосновения с газетными людьми не имели дурных последствий, но даже, смею льстить себя надеждою, приносили некоторую пользу.

Простите, ради создателя, что Вас беспокоил режиссер. Это я виноват, ибо, сам того не желая, ввел его в заблуждение. Как-то в разговоре со мной о моем покойном «Иванове» Вы сказали: «Отчего Вы не дадите нам напечатать его?» Я определенного ответа, насколько помнится, не дал Вам, но Ваше предложение намотал на ус и решил, переделав «Иванова», прислать Вам. Щеглов тоже говорил* мне, что в разговоре с ним Вы сказали, что не прочь бы напечатать «Иванова». Я решил прислать Вам мою пьесу в январе или в феврале. Когда у меня с режиссером были разговоры о пьесе, то я сказал ему, что пошлю ее в «Сев<ерный> вестник» в январе или феврале, — отсюда и визит его к Вам. Для меня решительно всё равно, когда Вы напечатаете пьесу: хоть в июле и хоть даже совсем не печатайте — я ее не люблю. Чем позже напечатаете, тем даже лучше — к сезону ближе. К тому же я имею злостное намерение: когда мой «Иванов» провалится в Питере, я прочту в Литературном обществе реферат о том, как не следует писать пьес, и буду читать выдержки из своей пьесы для характеристики моих героев, которых я, как бы то ни было, считаю новыми в русской литературе и никем еще не тронутыми. Пьеса плоха, но люди живые и не сочиненные.

Почему-то я чувствую, что «Иванов» не пойдет. Желанием режиссера поставить его я польщен и тронут, но постановка не обещает мне ничего хорошего. Я послал в Питер свое искреннее мнение о пьесе, перечислил условия, которым она должна удовлетворять и которым, по слухам, не удовлетворяет; если это мое мнение не глупо и будет принято в соображение, то пьеса не пойдет. Сношения с дирекцией я веду через Суворина, который очень хочет, чтоб моя пьеса шла. Этот человек относительно меня очень заблуждается: он готов ставить и печатать всё, что только мне вздумалось бы написать. У него азартная страсть ко всякого рода талантам, и каждый талант он видит не иначе, как только в увеличенном виде. Уверяю Вас, что это так. Если бы его воля, то он построил бы хрустальный дворец и поселил бы в нем всех прозаиков, драматургов, поэтов и актрис. Его можно отлично эксплоатировать, и я удивляюсь его чрезмерному счастью: он окружен людями, из которых ни одна душа не покушается на эксплоатацию. Все держат себя с ним чрезвычайно порядочно — и в этом я уверяю Вас. Слабости его принадлежат к тому роду человеческих слабостей, эксплоатировать которые было бы преступно.

О сборнике в «Нов<ом> времени», вероятно, будет речь. Я напишу Суворину. Удивительные порядки! Спрос в Москве на сборник был громадный, а прислано было немного. В магазине Суворина спрошено было 205 экземпляров, а имелось только 5. Отчего это?

Мой экземпляр храните до нашей встречи.

Короленко у меня не был. У него мать больна, и он, говорят, спешил в Нижний. Что он тяготеет к «Русской мысли» — это так естественно и понятно! Ведь он начал в ней свою славу, и она издает его книги. Но что он любит и «Сев<ерный> вестник», в этом я глубоко убежден.

«Памяти Гаршина» понравилось в «Новом времени» всем. Это я хорошо помню. При мне также был разговор, что надо-де сборник похвалить. Почему до сих пор не похвалили, не знаю. Заметка же насчет «Горе от ума» и «Ревизора» ничтожна по существу и значения никакого не имеет. Заключать из нее о симпатиях или антипатиях к тому или другому сборнику совсем уж невозможно.