У меня с большим успехом идет у Корша шутка «Медведь». По всем видимостям, этот медведь надолго прилипнет к репертуару, а в провинции и на любительских сценах его будут часто разделывать. Жаль, что у меня нет времени и охоты писать юмористику для сцены.
Если мне приходится получить что-нибудь за «Пестрые рассказы», то не высылайте теперь, а припрячьте к весне, когда мое безденежье достигнет кульминационной точки. Приблизительно: сколько мне приходится?
Если Ежов в самом деле не ведает, что творит, то, уверяю Вас, я тут ни при чем. Я иногда только помогаю и сватаю, но никогда не сбиваю людей с позиции. Я не советовал Ежову бросать училище, не советую опять поступить на службу… Не имею права советовать, где не спрашивают моего совета. Если спросит, то посоветую и, конечно, в том духе, в каком подобает. Ежову его жизнь видней, чем мне, — согласитесь.
Сейчас получил известие: премию вышлют мне через 5–6 недель! Утешительно при моем безденежье… Если сумма за «Пестрые рассказы» превышает сто рублей, то пришлите мне* сто рублей, если же не превышает, то не присылайте. Надо за фатеру платить.
Должно быть, в ноябре увидимся… Я буду у Вас в день своего приезда к вечернему чаю.
Поклонитесь Вашим и будьте здоровы. Привет Виктору Викторовичу.
Ваш А. Чехов.
* через банкирскую контору Волкова — этак меньше хлопот.
522. Ал. П. ЧЕХОВУ
6 ноября 1888 г. Москва.
6 ноябрь.
Раскаявшийся пьяница!
Прости, что я долго не отвечал на твои поганые письма: одолели лень, скука и безденежье. Вексель я получил и уже давно прожил. Что ты поделываешь? Что пишешь? Куда стремишься и чего ждешь?
Я приеду в конце ноября или в начале дек<абря>, вероятно, с сестрой.
Передавал ли тебе поклон Суворин-фис, который гостил у нас?
Премию обещают мне выслать не ранее 5–6 недель. Was werde ich essen?
Не приходится ли мне хотя два гроша за «Сумерки»? Если приходится, то возьми, пожалуйста, и вышли. Ах, если бы сто рублей! Мне за квартиру платить нечем. NB: У Суворина не проси.
Мне «Сев<ерный> вестник» должен около 300 и не шлет. Это секрет.
Пришли мне свой домашний адрес.
Суворин-фис очень теплый парень. С ним можешь быть вполне откровенен, он не продаст.
Мой «Медведь» идет с успехом. Театр рыгочет.
Мне прибавка: за беллетристику получаю уже 20 к., а за публицистику 15 к.
Кланяйся цуцыкам. Если Николка всё еще продолжает быть нем, то ты сводил бы его к психиатру. Мальчик, судя по глазам, лицу и поступкам, совсем нормален. Не понимаю его немоты. Виновата какая-нибудь мозговая извилина. Будь здрав.
Николке приспичило: требуют вид.
Твой А. Чехов.
523. Ал. П. ЧЕХОВУ
6 или 7 ноября 1888 г. Москва.
Korbo, canis clarissimus, mortuus est. Gaudeo te asinum, sed non canem esse, nam asini diutius vivunt.
524. И. Л. ЛЕОНТЬЕВУ (ЩЕГЛОВУ)
7 ноября 1888 г. Москва.
7 ноябрь.
Милый Жанчик! Если уж Вы так великодушно соглашаетесь брать на себя каторжный труд — возиться с приятельскими поручениями, то пеняйте на себя. В четверг в 3 часа пополудни Вы получите 2 экз. «Медведя», которые прошу вручить дедусе. В субботу Вы вообразите, что Вам хочется прогуляться, и поезжайте в Комитет. Если пьесу одобрят, то свободный экземпляр возьмите и вручите актеру или актрисе по своему усмотрению. Вы рекомендуете Савину и Сазонова? Хорошо. Тихонов рекомендует Далматова и Васильеву… И это хорошо. То есть, мне решительно всё равно, так как питерской труппы я не знаю. Делайте, что хотите, а если не будете делать, то в претензии не буду. Мне стыдно злоупотреблять приятельскими отношениями и седлать ни за что, ни про что Жана Щеглова — невиннейшего из людей и драматургов.
Если одно поручение недостаточно ошеломило Вас, то вот Вам другое — похуже и помельче. Я нацарапал специально для провинции паршивенький водевильчик «Предложение» и послал его в цензурию. Просил в прошении выслать в библиотеку Рассохина. Если, ангел, будете в цензуре, то скажите Крюковскому, что в таком-то городе живет Петр Иваныч Бобчинский и что я купно с Рассохиным слезно молим цензурную гидру не задерживать водевиля в карантине. Водевильчик пошловатенький и скучноватенький, но в провинции пойдет: две мужские роли и одна женская. «Предложение» ставить в столицах не буду.
Скажите сэру Базарову, что я просил Рассохина послать ему 5 экз. моего «Медведя». Рассохин сказал: «Хорошо». Творец Милашкина очень любезен со мной. На всё соглашается.
Вашего «Дачного мужа» отдавайте венецианским дожам, но не раньше будущего сезона. Не спешите. Время не уйдет. Почему и не отдавать теперь? Скажу при свидании, а теперь — места в письме нет.
«Театр<ального> воробья» ставьте, и дайте мне власть вязати и решити. Позвольте мне назначить роли, присутствовать на одной репетиции и быть руководителем при вычеркиваниях. Я сделаю не хуже, чем Вы и мычащий Соловцов. У меня будет дисциплины больше.
Начали писать что-нибудь крупное?
«Севильский обольститель» Бежецкого недурная пьеса. Она стоит того, чтобы ее поставили.
Глама-Мещерская поссорилась и уходит от Корша. Незаменимая потеря! Кто теперь будет играть больных кошек в психопатических пьесах?
Жанчик, Вы уж стареете и становитесь солидны. Вы женаты, капитан, литератор, у Вас есть имя… Умоляю Вас, разлюбите Вы, пожалуйста, сцену! Право, в ней очень мало хорошего! Хорошее преувеличено до небес, а гнусное маскируется. Я думаю, что В. Крылов всей душой ненавидит кулисы, раек, актеров, актрис и потому имеет такой успех. Он холоден, жесток, жестко стелет… Он неправ, что он сукин сын, но глубоко прав, что просто и равнодушно глядит на дело и на людей, живущих около этого дела. Современный театр — это сыпь, дурная болезнь городов. Надо гнать эту болезнь метлой, но любить ее — это нездорово. Вы станете спорить со мной и говорить старую фразу: театр школа, он воспитывает и проч…А я Вам на это скажу то, что вижу: теперешний театр не выше толпы, а, наоборот, жизнь толпы выше и умнее театра; значит, он не школа, а что-то другое…